Рассказ основан на реальных событиях.
Когда Ольга впервые пришла в семью, то страшно робела, или можно даже сказать, боялась деда Федора. Выглядел он действительно грозно. Колоритно. Высоченный, костистый, с длиннющими руками, крючковатым носом и густыми торчащими во все стороны бровями… Ни дать ни взять Кощей Бессмертный. Такой вид у кого угодно робость вызовет! Ходил он по дому и зимой, и летом в старых обрезанных валенках и меховом жилете. Баба Валя рядом с ним выглядела Дюймовочкой. Дед мало разговаривал, Ольге всегда казалось, улыбаться он совсем не умеет! Муж объяснил, почему у него дед такой странный. Во время войны попал он под минометный огонь. Вся спина изранена, а икроножных мышц совсем нет. Оттого и мерзнут у него ноги… Оттого и летом без валенок не ходит! Постепенно Ольга перестала деда бояться. А когда появился первенец Санька, дед оказался незаменимым помощником и нянькой правнуку. Совсем крошечному Саньке дед менял подгузники, гладил его своей огромной, похожей на корень какого-то экзотического дерева, рукой, крошечную головку Саньки, и приговаривал:
— Расти, Батюшко… Вот вырастешь, я те балалайку свою подарю…
Ольга видела эту балалайку. Обыкновенная балалайка — светлый корпус, черная дека… По всему корпусу балалайки, где химическим карандашом, где выцарапаны чем-то острым имена и фамилии, и даты. Все – ноябрь 1942 года. Дед иногда брал ее в руки и играл. Играл он превосходно. Его огромные руки-корни так и летали над тонкими струнами. По дому расходилась совершенно необычная и какая-то живая музыка. Чаще всего он играл «Камаринскую» и, даже бывало, пел частушки. Но Ольге нравилось, как он играл мелодию «Светит месяц»… В такие минуты Санька визжал от радости, хлопал в ладошки и скакал в своем манеже. Иногда дед позволял ему потрогать балалайку. Потом тихонько забирал ее у правнука и говорил:
— Нет, Батюшко… Подрасти сперва… Этой балалайке цены нет.
Когда Саньке было шесть лет, дед впервые позволил правнуку «потренькать» на балалайке. И Санька загорелся! За год он освоил все, чему можно было выучиться у деда. С осени записали его в музыкальную школу. Вечерами дед с правнуком устраивали между собой соревнования или играли вместе.
Санька все жаловался, что его балалайка совсем не звучит. Он так и говорил:
— Тебе хорошо, у тебя инструмент сам поет, а у меня гремит как доска.
Дед согласно кивал и отвечал:
— Да это не балалайка, это души вот этих ребят поют… И дед погладил свой инструмент рукой.
Когда он сильно заболел, Санька не отходил от деда, ухаживал за ним. Вот тогда-то все узнали историю балалайки. Дед рассказал ее своему правнуку.
Было это в ноябре 1942 года в Сталинграде. Ох и мясорубка была! От города, почитай, ничего не осталось! Развалина на развалине! Наша рота стояла на передней линии фронта. Все понимали — ожидается наступление. Атаки немцев не прекращались. И мы, и немцы старались глубже зарыться в землю, делали укрепления. Стояли мы тогда где-то в районе Комсомольского сада. А уж точнее и сам Бог не скажет. Такая там неразбериха была! В один из дней парни из нашей роты, Уразбаев и Клименко, пошли в разведку. Языка добыть хотели… Вернулись вечером. Языка не добыли, а припёрли аккордеон и вот эту балалайку. Оказывается, напоролись на немцев и сумели укрыться в развалинах какого-то дома. А там! Уразбаев даже палочкой рисовал на снегу то, что он увидел… всякие музыкальные инструменты: и духовые, и рояль, и те, чему названия не знали… Не утерпел Клименко — аккордеон прихватил. У нас в роте музыкант был — так ему сразу же отдали… А Уразбаев балалайку принес. Получили конечно, от ротного на орехи… Задание-то не выполнили… А балалайка мне досталась! Все ребята в роте решили на этой балалайке расписаться… Вот они — тридцать четыре человека… Вот и Уразбаев, вот Клименко… Вот Давискиба — тот, что здорово на аккордеоне играл… Все они у меня здесь, а еще там, в Сталинграде, остались. 19 ноября наступление началось. Я со своим ПТРом и вторым номером Ванькой Дымшаковым с левого фланга немецкие танки старался не пустить. А немцы справа из минометов накрыли… Дымшаков в госпитале умер. Совсем мальчишка еще. Не брился даже… А из роты мало кто живой остался. Да и то сказать — какая война-то была! Если не в этом, так в следующем бою убьет. Вот из тех, кто на балалайке расписался, ни одного не осталось. А я в госпиталь попал. Балалайка каким-то чудом уцелела. Вот, пока эта балалайка живет, живет и память о моих однополчанах. Береги ее, Санька.
Сдержал слово дед — подарил свою балалайку правнуку.
Хорошо, наверно, ухаживал Санька за своим прадедом. Выстоял старый вояка и на этот раз. Еще пять лет играли дед с внуком на ней.
Умер как-то неожиданно и спокойно. Уснул и не проснулся. Хоронили деда как настоящего героя. На красных подушечках несли три ордена Красного знамени, орден Боевой Славы и, конечно же, медаль за Оборону Сталинграда. Санька, забившись в угол, горько плакал, сжимая деку старенькой балалайки, на которой были написаны тридцать четыре фамилии героев, защищавших Сталинград. Потом он вытер слезы и взял гвоздь.
Найдя свободное место, гвоздем выцарапал имя и фамилию своего прадеда.
ВНИМАНИЕ! Конкурсная работа! Проголосовать за это произведение можно ► ЗДЕСЬ!!!